Публикуется впервые
12 марта 2018 год
Царские дети
Святой страстотерпец Цесаревич Алексий
(1904 – 1918)
«Когда я буду царем, не будет бедных и несчастных,
я хочу, чтобы все были счастливы».
Цесаревич Алексей
12 августа (30 июля по ст. ст.) 1904 года артиллерийским салютом из Петропавловской крепости было возвещено миру рождение у императора Николая II и его супруги Александры Федоровны наследника престола – Цесаревича Алексея.
Царевич Алексей был долгожданным ребенком. Четыре предыдущие беременности императрицы заканчивались рождением дочерей: Ольги (1895), Татьяны (1897), Марии (1899), Анастасии (1901).
Александра Федоровна страдала от того, что Господь посылал только дочек, а России во избежание династических кризисов нужен был наследник престола. Царская чета присутствовала 18 июля 1903 года в Сарове во время торжеств в честь прославления преподобного Серафима Саровского и усердно молилась о даровании им наследника. Их молитва была услышана, и на десятом году правления Николая II Александра Федоровна подарила мужу сына. Царь записал в своем дневнике: «30 июля (12 августа) пятница: великий, незабываемый для нас день, явивший всю безграничную милость Божью: в час пятнадцать пополудни Аликс родила сына, которого мы окрестили Алексеем. Не выразить словами нашу благодарность Господу за это утешение…» От радости царь объявляет амнистию политическим заключенным; освобождаются все, находящиеся под следствием; навсегда отменяется наказание плетью за мелкие провинности. Вскоре после рождения сына императрица писала мужу: «О, Господь поистине добр, послав нам этот Солнечный Лучик теперь, когда мы так в нем нуждаемся».
Имя младенцу дали «Алексей» в честь святителя Алексия, митрополита Московского. 11 августа 1904 года Таинство Крещения совершил духовник императорской семьи протопресвитер Иоанн Янышев в церкви Большого Петергофского дворца. «Во время крещения с младенцем произошел замечательный случай, обративший на себя внимание всех присутствовавших, — писал игумен Серафим (Кузнецов). – Когда новорожденного цесаревича помазывали святым миром, он поднял свою ручку и простер свои пальчики, как бы благословляя присутствующих».
Недолгой была радость родителей малыша: когда тому не было и двух месяцев, обнаружилось, что он болен страшной болезнью – гемофилией, которую он унаследовал от матери, внучки королевы Виктории Английской. Болезнь проявляется в нарушении свертываемости крови, так что малейший ушиб приводит к разрыву кровеносного сосуда и скоплению крови, которая давит на нерв, вызывая тем самым страшную боль. Если кровь попадала и в сустав, то разрушала кости, поэтому цесаревич иногда говорил: «Мама, я сегодня не могу ходить», или: «Мама, я сегодня не могу согнуть локоть».
Осенью 1912 года во время отдыха в Спале (в восточной Польше) Алексей неудачно прыгнул в лодку и сильно ушиб бедро, в результате чего образовалась огромная гематома, и состояние ребенка было близким к смерти. Встревоженный император писал матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Несчастный Маленький страдал ужасно, боли схватывали его спазмами и повторялись почти каждые четверть часа. От высокой температуры он бредил и днем и ночью, садился в постели, а от движения тотчас же начиналась боль. Спать он почти не мог, плакать тоже, только стонал и говорил: «Господи, помилуй»». Пьер Жильяр, учитель и наставник Алексея, вспоминал: «Цесаревич лежит в кровати, жалобно стонет, прижавшись головой к руке матери, и его тонкое, прекрасное, бескровное личико было неузнаваемо». Фрейлина Анна Танеева свидетельствовала: «Последующие недели были беспрерывной пыткой для Мальчика и для всех нас, кому приходилось постоянно слышать, как Он кричит от боли. Целых одиннадцать дней эти ужасные крики слышны были в коридорах, возле комнаты, и те, кто должен был там проходить для исполнения своих обязанностей, затыкали уши… Восковое личико с заостренным носиком было похоже на покойника, взгляд огромных глаз был бессмысленный и грустный… Родители думали, что Алексей умирает, и сам Он в один из редких моментов сознания сказал Матери: «Когда Я умру, поставьте мне в парке маленький каменный памятник…»» Несчастная мать не отходила от постели маленького мученика в течение долгих часов смертельной тревоги. В тот раз ребенок выжил, но позже подобные приступы случались довольно часто.
Иногда Алексей Николаевич не мог ходить, и в таких случаях его носили на руках боцман А.Е. Деревенько с помощниками К.Г. Нагорным и И.Д. Сидневым, матросами с императорской яхты «Штандарт».
В периоды вне болезни Алексей был обычным ребенком. Государыня звала сына Солнечным Лучом, Крошкой, Беби, Агунюшкой. Государь в своем дневнике называет его «наше маленькое сокровище». По воспоминаниям современников, это был очень красивый мальчик, но чрезмерно худой – сказывалась болезнь. Характер у Алексея был покладистый, он был добрым, жизнерадостным, обожал родителей и сестер.
Жизнь царя и царицы была пронизана любовью к Богу. «Религиозное воспитание – самый богатый дар, который родители могут оставить своему ребенку, — писала в своем дневнике императрица Александра Федоровна. – Бог впервые приходит к детям через любовь матери, потому что материнская любовь как бы воплощает любовь Бога». Эту любовь к Богу царские дети впитали в себя с детства. Все близкие Алексея отмечали его религиозность. Сохранились письма цесаревича, в которых он поздравлял родственников с праздниками, в том числе его стихотворение «Христос Воскрес!», посланное им бабушке, вдовствующей императрице Марии Федоровне. В 1910 году Иерусалимский Патриарх Дамиан, зная о благочестии наследника, подарил ему на Пасху икону «Воскресение Христово» с частицами камней от Гроба Господня и Голгофы.
Воспитание августейших детей было строгим. Никаких излишеств в еде, пирожные к столу подавались редко. Одежда и обувь переходили от старших к младшим. Алексей Николаевич донашивал старые ночные рубашки своих сестер. И. Степанов, знакомый Пьера Жильяра, так описывает «апартаменты» наследника: «Вся обстановка детских двух комнат наследника была проста и нисколько не давала представления о том, что тут живет и получает первоначальное воспитание и образование будущий русский царь. На стенах висели иконы и карты, стояли шкафы с книгами, было несколько столов, стульев, но всё это просто, скромно до чрезвычайности».
Предоставим слово тем, кто близко соприкасался с царской семьей.
Фрейлина Анна Танеева свидетельствовала: «Жизнь Алексея Николаевича была одной из самых трагичных в истории царских детей. Он был прелестный, ласковый мальчик, самый красивый из всех детей. Родители и его няня Мария Вишнякова в раннем детстве его очень баловали. И это понятно, так как видеть постоянные страдания маленького было очень тяжело; ударится ли он головкой или рукой о мебель, сейчас же появлялась огромная синяя опухоль, показывающая на внутреннее кровоизлияние, причинявшее ему тяжкие страдания. Когда он стал подрастать, родители объяснили ему его болезнь, прося быть осторожным. Но наследник был очень живой, любил игры и забавы мальчиков, и часто было невозможно его удержать. «Подари мне велосипед», — просил он мать. «Алексей, ты знаешь, что тебе нельзя!» — «Я хочу учиться играть в теннис, как сестры!» — ты знаешь, что ты не смеешь играть». Иногда Алексей Николаевич плакал, повторяя: «Зачем я не такой, как все мальчики?»» И та же Танеева вспоминала в эмиграции: «Наследник принимал горячее участие, если и у прислуги стрясется какое-нибудь горе…. Алексей Николаевич не успокаивался, пока сразу не поможет. Помню случай с поваренком, которому почему-то отказали в должности. Алексей Николаевич как-то узнал об этом и приставал весь день к родителям, пока не приказали поваренка снова взять обратно. Он защищал и горой стоял за всех своих».
Пьер Жильяр вспоминал: «У Алексея Николаевича была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе. В маленьком капризном существе, каким он казался вначале, я открыл ребенка с сердцем, от природы любящим и чувствительным к страданиям, потому что сам он уже много страдал… Алексей Николаевич был центром тесно сплоченной семьи, на нем сосредотачивались все привязанности, все надежды. Сестры его обожали, и он был радостью своих родителей. Когда он был здоров, весь дворец казался как бы преображенным; это был луч солнца, освещавший и вещи, и окружающих… Счастливо одаренный от природы, он развивался бы вполне правильно и равномерно, если бы этому не препятствовал его недуг».
Англичанин Чарльз Сидней, учитель английского языка царских детей, а потом гувернер цесаревича, вспоминал об Алексее Николаевиче: «Он был веселого нрава, резвый мальчик. Он очень любил животных и имел доброе сердце…Он был умный мальчик, но не особенно любил книги. Мать любила его безумно. Она старалась быть с ним строгой, но не могла, и он большую часть своих желаний проводил через мать. Неприятные вещи он переносил молча, без ропота».
Протопресвитер Георгий Шавельский говорил о цесаревиче: «Господь наделил несчастного мальчика прекрасными природными качествами: сильным и быстрым умом, находчивостью, добрым и сострадательным сердцем, очаровательной у царей простотой; красоте духовной соответствовала и телесная».
Фрейлина С.Я. Офросимова записала в Крыму: «Наследник Цесаревич имел очень мягкое и доброе сердце. Он был горячо привязан не только к близким ему лицам, но и к окружающим его простым служащим. Он особенно скоро и горячо привязался именно к простым людям. Любовь его к дядьке Деревенько была нежной, горячей и трогательной. Одним из самых больших его удовольствий было играть с детьми дядьки и быть среди простых солдат…Часто у него вырывалось восклицание: «Когда я буду царем, не будет бедных и несчастных, я хочу, чтобы все были счастливы».
По словам Юлии Ден, подруги императрицы, Алексей, будучи еще совсем маленьким, уже осознавал, что он наследник. Однажды, когда он играл с великими княжнами, ему сообщили, что во дворец пришли офицеры его подшефного полка и просят разрешения повидаться с цесаревичем. Шестилетний ребенок, тотчас оставив возню с сестрами, с важным видом заявил: «Девицы, уйдите, у наследника будет прием»».
К.М. Битнер, дававшая царевичу уроки в Тобольске, вспоминала о нем: «В нем были совмещены черты отца и матери. От отца он унаследовал его простоту. Совсем не было в нем никакого самодовольства, надменности, заносчивости. Он был прост. Но он имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию…. Он был замкнут и сдержан. Он был страшно терпелив и аккуратен, дисциплинирован и требователен к себе и другим. Он был добр, как и отец, в смысле отсутствия у него возможности в сердце причинить напрасно зло…»
«Наследник Цесаревич Алексей Николаевич был мальчик 14 лет, умный, наблюдательный, восприимчивый, ласковый, жизнерадостный… Имел свою волю и подчинялся только отцу… Он не любил придворного этикета, любил быть с солдатами и учился их языку, употребляя в своем дневнике чисто народные, подслушанные им выражения» (Из записок следователя Николая Соколова).
Император сам знакомил сына с русской военной историей, устройством армии и особенностями ее быта. Отец сумел привить наследнику не только любовь к военному делу, но и почитание и уважение к простому русскому солдату. Алексей тоже любил своих воинов и осознавал свои обязанности перед ними, даже будучи еще совсем малым ребенком. Он часто присутствовал на смотрах войск. Наследник очень любил всё, связанное с армией. Ему нравилось проводить время с солдатами. Любимой пищей царевича были «щи да каша и черный хлеб, который едят мои солдаты», как он всегда говорил. Каждый день ему приносили щи и кашу из солдатской кухни полка дворцовой охраны; Алексей всё съедал и еще облизывал ложку, говоря: «Вот это вкусно, не то, что наш обед».
В конце мая 1912 года вместе со своими родителями Алексей впервые посетил Москву, куда поехал на открытие памятника Александру III, его деду. Здесь ему как наследнику престола был оказан самый торжественный и теплый прием. В Кремле преподнесли икону Владимирской Божией Матери, написанной специально к его приезду.
В 1913 году, в дни празднования трехсотлетия Дома Романовых, больного царевича проносили пред войсками на руках. «Его рука обнимала шею казака, было прозрачно-бледным его исхудавшее лицо, а прекрасные глаза полны грусти…»
С 1913 года, в промежутках между приступами болезни, начались более или менее постоянные классные занятия царевича. Законоучителем был духовник императорской семьи протоиерей Александр Васильев, преподавателем русского языка – тайный советник П.В. Петров, преподавателем арифметики – статский советник Э.П. Цытович, преподавателем французского языка и гувернером – Пьер Жильяр, английский язык преподавали Ч. Сидней Гиббс и сама Александра Федоровна.
Во время Первой мировой войны одиннадцатилетний наследник Российского престола, бывший шефом нескольких полков и атаманом всех казачьих войск, с отцом посещал Генштаб действующей армии, награждал отличившихся бойцов. И сам был награжден серебряной Георгиевской медалью 4-й степени за мужество, проявленное при посещении военного госпиталя в обстреливаемой зоне. О добром сердце Алексея говорит следующий случай, произошедший в Ставке. Когда сэр Джон Хенбери-Вильямс, глава Британской военной миссии, получил известие о том, что его сын, воевавший во Франции, умер от ран, в соседнюю комнату, где генерал остался один на один со своим горем, вошел цесаревич. Сев рядом с англичанином, ребенок произнес: «Папа велел мне посидеть с Вами. Он подумал, что Вам сегодня будет одиноко». Кстати, сэр Хенбери-Вильямс, встретив через год наследника в Ставке, поразился тем, что тот свободно говорил на нескольких языках.
Почти весь 1916 год цесаревич провел с отцом в ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве. По мнению А.А. Мордвинова, флигель-адъютанта Николая II, Наследник «обещал быть не только хорошим, но и выдающимся монархом». Такого же мнения о Наследнике придерживался обер-гофмаршал граф Павел Бенкендорф: «Если бы Господь даровал ему долгую жизнь и избавил его от недуга, который обычно проходит с возрастом, то Цесаревич сыграл бы важную роль в деле возрождения многострадальной Родины. Ведь он законный Наследник Престола, характер его сложился в горниле невзгод, выпавших на долю его родителей…»
В период русско-японской войны, в октябре 1904 года, был организован военно-санитарный поезд имени наследника-цесаревича. 16 июня 1905 года был учрежден Алексеевский комитет, в задачи которого входила помощь детям, потерявшим отцов в русско-японскую войну. Во время Первой мировой войны имя Алексея носили многие военные лазареты. В Петрограде и Зимнем дворце работали два учреждения: госпиталь и Комитет единовременных пособий больным и раненым воинам. Великие княжны часто делали объезды лазаретов. Вспоминает Т.Е. Мельник-Боткина, дочь доктора Е.С. Боткина, лечившего Алексея: «Однажды старшая сестра одного из лазаретов попросила офицеров, чтобы они как можно больше рассказывали Алексею Николаевичу из жизни на фронте, и действительно – он был так заинтересован, что когда великие княжны, бывшие в соседних палатах, пришли звать его домой, он сказал: «Ну вот, когда мне интересно, вы всегда уезжаете раньше, а когда скучно, так сидите, сидите без конца».
Между тем, болезнь всё сильнее давала о себе знать. Именно из-за болезни наследника сибирский крестьянин Григорий Распутин, обладавший удивительной способностью останавливать кровотечение, имел большое влияние на императрицу Александру Федоровну, которая ему доверяла. Она видела в нем последнюю надежду на спасение сына. Даже предостережения родной сестры императрицы, Елизаветы Федоровны, о том, что недовольство Распутиным в народе переносится на царскую семью, не имело никакого воздействия на императрицу и не повлияло на ее отношение к «старцу».
В мае 1916 года цесаревич Алексей был произведен в ефрейторы. Он становился юношей. С.Я Офросимова вспоминает о встрече с ним в Федоровском соборе: «Идет праздничная служба…Храм залит сиянием бесчисленных свечей. Цесаревич стоит на Царском возвышении. Он почти дорос до Государя, стоящего рядом с ним. На его бледное, прекрасное лицо льется сияние тихо горящих лампад и придает ему неземное, почти призрачное выражение. Большие, длинные глаза его смотрят не по-детски серьезным, скорбным взглядом…Он неподвижно обращен к алтарю, где совершается торжественная служба… Я смотрю на него, и мне чудится, что я где-то видела этот бледный лик, эти длинные, скорбные глаза».
После ареста началась новая, скорбная жизнь для царской семьи под арестом. Уже 19 марта А.А. Танеева видела «матроса Деревенько, который сидел развалясь в креслах и приказывал царевичу подать ему то одно, то другое. Алексей Николаевич, с грустными и удивленными глазками, бегал, исполняя приказания». Боцман оказался большевиком и вором. Вскоре он покинул дворец. Это событие очень опечалило наследника: он так любил своего «дядьку». Затем солдаты революционной охраны отобрали у царевича игрушечное ружье. Царевич разрыдался и долго горевал по своей игрушке.
В августе 1917 года Алексей Романов вместе с родными был отправлен из Царского Села в ссылку в Тобольск. В ссылке у царя наконец-то появилась возможность много времени проводить с любимым сыном, которому он стал лично давать уроки. Сохранилось письмо Алексея из Тобольска от 22 января 1918 года: «Сегодня 29 градусов мороза и сильный ветер и солнце… Есть у нас хороших несколько солдат, с ними я играю в караульном помещении в шашки… Нагорный спит со мною…. Пора идти к завтраку. Целую и люблю. Храни тебя Бог». Последняя его запись в дневнике в Тобольске: «Как тяжело и скучно».
В начале 1918 года болезнь цесаревича вновь дала о себе знать. Т. Е. Мельник-Боткина так описала начало болезни: «Вдруг слег Алексей Николаевич. Это было для всех большое несчастье, так как он опять очень страдал. У него появилось то же внутреннее кровоизлияние, уже так измучившее его в Спале…» Императрица писала А.А. Танеевой из Тобольска 10 апреля 1918 года: «Солнышко страшно похудел и бледен, с громадными глазами. Очень грустно. Любит, когда ему вслух читают, но слишком мало ест..» Передвигаться он уже так и не смог до самой смерти.
26 апреля 1918 года по приказу из Москвы императора Николая II, императрицу и великую княжну Марию перевезли в Екатеринбург; на попечение остальных сестер был оставлен больной цесаревич Алексей. 23 мая цесаревич, великие княжны Ольга, Татьяна и Анастасия также были доставлены в Екатеринбург. Царскую семью поместили в доме инженера Н.К. Ипатьева.
В Екатеринбурге жизнь царской семьи была подчинена строгому тюремному режиму: изоляция от внешнего мира, скудный продовольственный паек, часовая прогулка, обыски, враждебность стражи. В это трагическое время общая молитва объединяла семью, жизнь которой определялась верой, надеждой и терпением. По просьбе узников в «дом особого назначения» допускали духовенство для проведения редких служб. Наследник всегда присутствовал на богослужении, сидя в кресле. Окруженные врагами, узники готовились к мученической кончине. В дневнике царевич записал: «Если будут убивать, то, чтобы долго не мучили…»
«Алексей принял первую ванну после Тобольска; колено его поправляется, но совершенно разогнуть его он не может. Погода теплая и приятная. Вестей извне никаких не имеем», — гласит последняя запись в дневнике Николая II, датированная 13 июля 1918 года. Через несколько дней, в ночь с 16 на 17 июля императору и его семье, а также слугам приказали спуститься в подвал Ипатьевского дома. Император нес на руках больного цесаревича Алексея. Двадцать три ступени вниз вели в подвал – таков был путь царской семьи на Голгофу. Выйти из этого страшного подвала им уже не было суждено. Их убили палачи, из числа тех, кто сулили народу свободу и счастье, которые они строили на крови царственных мучеников и на крови и страданиях миллионов своих соотечественников. Первыми от пуль погибли Николай II, Александра Федоровна и княжна Ольга. Другие дети были еще живы. Согласно показанию М.А. Медведева, одного из участников расстрела, для того, чтобы убить цесаревича, потребовалось несколько выстрелов. Царевич Алексей меньше месяца не дожил до своего 14-летия.
В 1981 году царская семья была канонизирована РПЦЗ. Канонизация ее Русской Церковью в Соборе новомучеников Российских состоялось на Архиерейском Соборе РПЦ 2000 года.
Пройдут годы, столетия, но вечным позором для большевиков будет расстрел Помазанника Божия и его семьи, смерть ни в чем не повинных ангелоподобных царских детей! Светлый образ цесаревича Алексея и после смерти остается символом царской России.
Святый Мучениче Царевичу Алексие, моли Бога о земле Свято-Русской и о народе ея!