Мария Тоболова — Англичанин при царском дворе

Мария Тоболова — Англичанин при царском дворе

размещено в: История России, Актуальные статьи | 0

Публикуется впервые

29 марта 2018 года

Мария Тоболова


АНГЛИЧАНИН ПРИ ЦАРСКОМ ДВОРЕ

(АРХИМАНДРИТ НИКОЛАЙ)

1876 — 1963

«Свет Христов просвещает всех!»

(Возглас священника на Литургии

Преждеосвященных Даров)

 

Англичанин Чарльз Сидней Гиббс – один из трех воспитателей детей императора Николая II. Он имел доступ во внутренний мир семьи Святых царственных мучников, с которыми разделил мрачные дни заточения. Десять лет, которые он провел рядом с царской семьей, изменили его жизнь, и, вернувшись в Англию, он посвятил остаток дней святому Православию, с которым познакомился, живя при царском дворе. А теперь подробнее расскажем о том, как это произошло.

Чарльз Сидней родился 19 января 1876 года в городе Ротерхеме в Йоркшире, в семье банковского служащего Джона Гиббса и Мэри Энн Элизабет Фишер, дочери часовщика. Он получил хорошее образование: учился в колледже Кембриджского университета и в 1899 году получил ученую степень бакалавра искусств. Его отец лелеял мечту, чтобы сын стал англиканским священником, но Гиббс, основательно изучив протестантизм и разочаровавшись в нем, оставил занятия богословием и стал искать работу. Нашел объявление, что требуются учителя английского, готовые работать в России, и весной 1901 года отправился в далекую и незнакомую страну преподавать английский язык. Все 20 лет, проведенные в России, стали для него духовным паломничеством.

В Санкт-Петербурге он преподавал английский язык в семействе Шидловских, затем в семье Сухановых. Преподавал и в Императорском училище правоведения. В 1907 году стал вице-президентом Санкт-Петербургской гильдии учителей английского. В 1908 году Сидней был приглашен императрицей Александрой Федоровной учителем английского языка для великих княжон Ольги и Татьяны. До него учителем английского языка в Царской семье был шотландец Джон Эппс, а потому его ученицы говорили с акцентом. Как он потом написал в своих воспоминаниях, для первого, торжественного визита во дворец блестящего Петербурга он надел смокинг  и… был поражен аскетизмом классной комнаты царских детей: стол, стулья, доска, стеллаж с книгами и на стенах множество икон. Гиббс любил детей, что помогало ему в обучении, и дети отвечали ему взаимностью. Впоследствии Гиббс учил английскому и младших княжон — Марию с Анастасией. «Великие княжны были очень красивыми, веселыми девочками, простыми в своих вкусах и приятными в общении. Они были довольно умны и быстры в понимании, когда могли сосредоточиться. Однако у каждой был свой особенный характер и свои дарования», — вспоминал он позднее.

Княжна Анастасия Николаевна вызывала особенную симпатию англичанина. Она была большая шалунья. «С этой крохотной Великой Княжной не всегда было легко заниматься», — вспоминал Гиббс. Однажды учитель не поставил ей «пятерку» за средне выученный урок. Анастасия вышла из класса и вскоре вернулась с огромным букетом цветов. Пытаясь подкупить учителя, с обворожительной улыбкой она спросила: «Мистер Гиббс, Вы не исправите отметки?» Тот отрицательно покачал головой, и тогда юная леди вышла из помещения и оправилась к русскому наставнику, которому и вручила букет. Однажды она явилась на урок английского в маскарадном костюме с вымазанным краской лицом. Потом их отношения вновь стали нормальными, и Анастасия после каждого урока приносила ему цветы.

С 1911 года Гиббс стал учить английскому языку и цесаревича Алексея, с которым у них обнаружилась истинно духовная связь. Алексей Николаевич был очень застенчив и долго привыкал к новому педагогу. «Урок длился 15 минут. Он (цесаревич) постоянно делал плетки, и я помогал ему. Он немного говорил по-английски и под конец урока, наконец-то, сосредоточился, был не так застенчив. У него милое маленькое лицо и очень обаятельная улыбка», — записал Гиббс в дневнике. Прошло немало времени, прежде чем обучение вошло в нормальное русло. В 1913 году Гиббс был назначен гувернером наследника и стал в царской семье своим, его уже не называли «мистер Гиббс», но Сидней Ивановичем, а то и просто «Сидом». За это время Гиббс по-настоящему привязался к маленькому ученику. Впоследствии он вспоминал о наследнике: «Он был веселого нрава, резвый мальчик. Он очень любил животных и имел доброе сердце. Он был умный мальчик, но не особенно любил книги. Мать любила его безумно. Она старалась быть с ним строгой, но не могла, и он большую часть своих желаний проводил через мать. Неприятные вещи он переносил молча, без ропота». Сидней Иванович занимался с цесаревичем дважды в неделю, но продолжал жить в Петербурге, приезжая каждый раз в Царское Село.

От своей августейшей британской прабабки цесаревич унаследовал гемофилию – ужасный недуг, который она передала нескольким своим потомкам мужского рода, поскольку представители королевских домов Европы вступали в брак между собой. Гемофилия препятствует нормальной свертываемости крови. Даже незначительная рана вызывала кровотечение, а внутреннее кровотечение причиняло мучительную боль и искривление конечностей. Ввиду приступов болезни занятия с Алексеем часто прерывались.

Перед Первой мировой войной Гиббс был в отпуске в Англии, а когда она началась, Александра Федоровна вызвала его в Россию и предложила переехать в Царское Село. Он вернулся и получил квартиру в Екатерининском дворце. С тех пор они виделись с наследником каждый день. Сидней Иванович сопровождал его во время дворцовых мероприятий, в поездках в Ставку.

Вечером 5(18) марта 1917 года Временное правительство постановило арестовать Николая II, государыню и августейших детей. Придворных, которые пожелают остаться при них, приказано заключить в Александровском дворце Царского Села. Арест венценосной семьи явился тем испытанием, которое показало, кто из ближайшего окружения императора был ему искренне предан, а кто оказался предателем, изменившим клятве верности, в свое время принесенной Помазаннику Божьему. Одним из самых преданных слуг русского царя оказался подданный Британской короны Чарльз Сидней Гиббс.

Во время Февральской революции он был разлучен с царской семьей. Дело в том, что накануне ареста императрица попросила его съездить в Петроград, чтобы разузнать обстановку в столице. Он поехал, а когда вернулся, то в Александровский дворец его не пустили. Тогда он связался с английским послом Бьюкененом, чтобы тот помог ему присоединиться к царской семье. Такого разрешения ему не дали, и он общался с пленниками посредством писем.

Когда Временное правительство отправило императора Николая II и его семью в Тобольск, Сидней Иванович твердо решил разделить с царской семьей тяготы и страдания ссылки. Из-за этого он поссорился со своей невестой мисс Кейд, которая, как и Гиббс, состояла в Петербургской гильдии учителей английского. От помощника комиссара Временного правительства инженера Макарова добился разрешения следовать за Романовыми в ссылку. Он купил билет, но началась забастовка на железной дороге, и пришлось ждать три недели, затем он проехал через охваченную революционной бурей страну и только в начале октября 1917 года прибыл в Тобольск. Ему разрешили поселиться в месте заключения царской семьи – тобольском «Доме свободы».

В 1917 году британская пресса постоянно публиковала лживые заметки в адрес экс-императора, которые больно ранили Гиббса. Он, будучи англичанином, был раздосадован этим, но ответить мог только личной преданностью. Все члены семьи обрадовались приезду Гиббса. Царь, крепко пожав ему руку, стиснул в объятиях. Его приезд внес некоторое разнообразие в размеренную и унылую жизнь в заснеженном Тобольске. Сид привез свежие новости, письма от друзей и родственников, книжные новинки и идеи об оживлении долгих вечеров. Он стал режиссером маленьких спектаклей, которые ставили узники. Представления показывали по воскресеньям, но и в будни репетиции доставляли многим развлечение. Гиббс не только развлекал августейших особ, но и продолжил обучение царских детей английскому языку.

На Рождество Гиббс, наряду с другими подарками, получил от императрицы сочиненное ею стихотворение, написанное по-английски. Приводим его в русском переводе:

 

Молю, чтоб Христос Вас благословил

И направлял изо дня в день к святости,

Ваш Друг в радости и Утешение в беде;

Молю, чтобы каждое облако вело Вас к свету,

Чтобы Господь вел Вас от одной вершины к другой,

Сам являясь Дневной Звездой,

Освещающей самую темную ночь;

Молю, чтобы Богомладенец,

Пред Чьими яслями Вы преклоняете колени,

Наполнил радостью Вашу душу,

Чтобы Вы вернее следовали за Ним.

1917г. Тобольск

Александра

 

В Тобольске вновь дала о себе знать болезнь наследника – гемофилия. По словам доктора Боткина, «День и ночь мальчик так невыразимо страдает, что никто из родных его, не говоря уже о хронически больной сердцем матери, не жалеющей себя для него, не в силах долго выдержать уход за ним. Моих угасающих сил тоже не хватает. Клим Григорьев Нагорный, после нескольких бессонных и полных мучений ночей, не в состоянии был бы выдержать, если на смену ему не являлись бы преподаватели г-н Гиббс и, в особенности, воспитатель г-н Жильяр. Спокойные и уравновешенные, они чтением и переменой впечатлений отвлекают больного от его страданий, облегчая ему их…»

22 апреля 1918 года в Тобольск был направлен специальный комиссар, Василий Яковлев, чтобы вывезти оттуда царственных узников и доставить их в Екатеринбург. На семейном совете было решено, что государя будет сопровождать императрица и княжна Мария; Ольга будет присматривать за больным Алексеем, Татьяна – вести хозяйство, а Анастасия – «поддерживать настроение», пока семья не соединиться вновь.

Вскоре наследника сочли способным преодолеть длительное расстояние, и 20 мая отправились в путь остальные члены царское семьи. Чарльз Сидней и Пьер Жильяр сопровождали детей в их поездке в Екатеринбург. В Екатеринбурге царских детей, матроса Нагорного и нескольких слуг увезли в ожидавших их экипажах. Гиббс провожал взглядом утопающую по щиколотки в грязи 20-летнюю княжну Татьяну, которая в одной руке несла тяжелый чемодан, а в другой – любимую собачку наследника. Остальным сопровождающим было объявлено, что они свободны.

Около 10 дней он и Пьер Жильяр жили на железнодорожной станции в вагоне. Каждый день ходили к дому, где жили Романовы, стараясь хоть издали увидеть кого-нибудь из дорогих узников. Затем они решили вернуться в Тобольск, но оказались отрезаны линией фронта и смогли доехать только до Тюмени. Там их застало известие о расстреле царской семьи в Екатеринбурге и о взятии города 25 июля 1918 года А.В. Колчаком. Они помчались обратно в Екатеринбург, отправились в Ипатьевский дом и увидели там следы чудовищного преступления. Гиббс описывает в дневнике свое посещение Ипатьевского подвала: стены, хранившие следы пуль, дверь, сорванная с петель, пулевые отверстия в полу, на котором, хотя он и был тщательно вымыт, были заметны очертания луж крови, сорванные обои. Кое-что из вещей, обнаруженных в печи и дымоходе, он решил взять на память.

Вместе с Пьером Жильяром Гиббс в качестве свидетеля помогал следователю генералу М.К. Дитерихсу, а затем назначенному вместо него Н.А. Соколову расследовать убийство венценосной семьи. На Ганиной Яме вместе с оброненной сережкой, оторванным пальцем и лоскутами одежды Сидней увидел обрывок разноцветной фольги из детского набора, которую цесаревич любил носить в кармане. Всё это свидетельствовало об ужасах той ночи. Мученическая смерть любимых ученика и учениц потрясла его. Он, как и следователь Соколов, понял, что большевики лгали, когда оповестили страну, что расстрелян только император, а члены его семьи находятся в безопасном месте. Соколов собрал в шкатулку императрицы их останки, которые удалось обнаружить на месте сожжения их тел.

Следственные мероприятия в Екатеринбурге продолжались год, пока город оставался во власти Колчака. «Я особо полагаю себя обязанным отметить высокую степень личного благородства и глубочайшую преданность Русскому Царю и Его Семье двух лиц: воспитателя Наследника Цесаревича швейцарца Жильяра и преподавателя английского языка англичанина Гиббса», — писал Н.А. Соколов в отчете.

Потом Чарльз Гиббс переехал в Омск, где находилось правительство А.В. Колчака. Здесь он устроился работать секретарем в Британском посольстве, располагавшемся в специальном поезде. В 1919 году с британской миссией, которая вместе с белыми войсками отступала на восток, Гиббс оказался в Чите, где встретил Рождество. Н.А. Соколов написал письмо Гиббсу, прося его содействия в доставке царственных останков и вещественных доказательств в Англию через Британскую миссию. В марте пришел отрицательный ответ. Соколов и Дитерихс, оба находившиеся в то время в Пекине, были морально раздавлены этим известием, однако, на их счастье, они встретились с французским генералом Жаненом и обратились к нему со своей просьбой. Жанен заявил, что считает миссию, возложенную на него, «долгом чести по отношению к верному союзнику». Говорят, что шкатулка по-прежнему находится в семейном склепе Жанена. Вскоре после этого работа британской Верховной миссии в Сибири закончилась, а вместе с ней закончилась и служба Гиббса в ней.

В маньчжурском Харбине, ставшем прибежищем многих сторонников царя, Гиббс устроился работать на китайскую таможню. Из Харбина Гиббс совершил паломничество в Пекин с целью поклониться могиле, где были погребены останки нескольких членов императорской фамилии, вывезенных из Алапаевска генералом Дитерихсом с большой для себя опасностью. Гиббс тосковал по России, возможно, именно поэтому он усыновил русского мальчика-сироту Георгия Савельева.

Не сразу после гибели царской семьи Сидней Гиббс принял Православие. Живя долгие годы на Востоке, он заинтересовался восточной религией, но не надолго: наступило состояние глубокого духовного кризиса. В 1928 году побывал на родине, где прошел пасторский курс в Оксфорде, потом в 1929 году вновь вернулся в Харбин.

Под сильным впечатлением от святости царской семьи, смирения ее членов во время страданий в заключении Гиббс в апреле 1934 года принял Православие с именем Алексий (в честь цесаревича Алексея). Таинство Миропомазания совершил архиепископ Нестор (Анисимов), живший в изгнании в Харбине. В письме к сестре Гиббс объясняет принятие Православия как бы «возвращением домой после длительного путешествия». Через год после принятия Православия, в декабре 1935 года, владыка Нестор постриг Гиббса в монахи с именем Николай в честь убиенного императора. В письме, написанном в 1930-х годах в Харбине, он говорит, что жалеет о том, что, постригшись в монахи, вынужден был отказаться от имени Алексей: ему это было тяжело, ведь он так любил цесаревича. В тот же, 1935-ый, год был рукоположен в дьяконы, а затем в священники. С 1936 по 1937 год в течение целого года он жил в Русской православной миссии в Иерусалиме.

В 1937 году вернулся вместе с приемным сыном в Англию, где много сделал для сохранения памяти Романовых, столь дорогих для него людей. Возвращаясь в Англию, отец Николай вез с собой вещи, которые ему удалось спасти в Тобольске и Екатеринбурге, но главное сокровище, которое он вез в своем сердце, была Вера. В Лондоне он был возведен в сан архимандрита, став первым православным англичанином, удостоенным этого сана. Он основал православный приход в Лондоне. В 1941 году переехал в Оксфорд, где на сбережения купил небольшой дом. Здесь он устроил домовую церковь в честь святителя Николая Чудотворца, а в одной из комнат организовал музей, посвященный царской семье. Службы в домовой церкви постоянно посещали 50-60 прихожан. Из России доходили сведения, что в Екатеринбурге верующие, несмотря на опасность, ежегодно в день убийства царской семьи приходят ночью на молебен к Ипатьевскому дому. В такие моменты сквозь белые стены вдруг начинала проступать кровь. Власти перекрашивали здание, но явление повторялось.

В 1945 году отец Николай перешел из Русской Зарубежной церкви в Московский патриархат. Он верил в возрождение России и считал, что подлинная вера находится именно там. Но это принесло ему страдание, потому что часть его прихожан заняли непримиримую позицию, считая истинной только Русскую Зарубежную церковь.

В 1946 году в Оксфорде Гиббс приобрел коттедж, обустроил его. Он назывался Никольским домом и был одновременно часовней, музеем и духовным центром. В музее были выставлены личные вещи Романовых, вывезенные из Екатеринбурга: люстра из тобольского «Дома свободы», иконы, подаренные императрицей, валенки, которые он вез государю в Екатеринбург, две тетради, в которых великие княжны Мария и Анастасия писали диктанты и переводы и т.д. Любовь к царской семье, тоска по России, православная вера слились для него в единое целое, из которого нельзя было изъять какую-то часть. Для него это было важно потому, что он наблюдал, как молодое поколение русских забывало традиции и язык своих предков. До них он хотел донести ту веру, которую принял, рассказать, какую силу она имеет и что дала ему лично. Пригласил в Англию с Афона служить православным священником Василия (Кривошеина).

Его приемный сын Георгий рассказал, что за три дня до смерти священника икона, подаренная о.Николаю царской семьей, потускнела, а потом начала светиться. Отец Николай с нетерпением ожидал того часа, когда снова сможет увидеть царскую семью. И это время для него настало: он умер 24 марта 1963 года в возрасте 87 лет. Был похоронен на кладбище Хэдингтон в Оксфорде.

Один из сыновей приемного сына Гиббса – Георгия, тоже Чарльз Гиббс, ныне здравствует и является хранителем семейных архивов деда, всю жизнь бережно хранившего память о царской семье.

В заключение приведем отрывки из воспоминаний отца Николая об императоре. «Я всегда чувствовал, что мир, в общем, никогда не принимал Императора Николая II всерьез, и я часто интересовался почему. Он был человеком, у которого не было низменных качеств. Я думаю, что в основном это можно объяснить тем фактом, что Он выглядел абсолютно неспособным внушать страх. Он знал очень хорошо, как сохранить свое достоинство. Никто даже помыслить себе не мог вольности по отношению к Императору… Он не ставил себя выше других, но при этом был исполнен спокойствия, самообладания и достоинства. Главное, что Он внушал, — трепет, а не страх. Я думаю, причиной этого были его глаза. Да, я уверен, это были его глаза, настолько прекрасными они были. Глаза его были настолько ясными, что, казалось, Он открывал вашему взгляду всю свою душу. Душу простую и чистую, которая совершенно не боялась вашего испытующего взгляда. Никто больше так не мог смотреть». На англичанина произвело впечатление, что Его Величество обходился без личного секретаря: все бумаги, на которые предстояло поставить царскую печать, Николай II читал сам.

Свидетельство Гиббса об императрице. Он считал, что Александру Федоровну не любили в России за холодность ее характера. Но за этими внешними проявлениями он угадывал внутреннюю застенчивость. Он вспоминает, как она подавала руку для поцелуя. Это была рука царицы, но в то же время она как будто стеснялась. В том, как она это делала, было и понимание своего статуса, и вместе с тем смирение, которое она в себе развивала, приняв Православие». Другой важной темой, к которой он неоднократно возвращался в своих воспоминаниях, была сила веры императрицы и Николая Александровича. «Свидетельства об Императрице, даже краткие, будут неполными без упоминания о Ее благочестии и набожности. Эти качества были присущи ей с детства, и переход в Православную Церковь послужил усилению всех Ее религиозных инстинктов… Она всегда стремилась к простой жизни и всем сердцем стала православной. Догматы Православия стали ведущими в Ее жизни. Будучи преданной Православию, Императрица до самой Своей смерти скрупулезно соблюдала посты и праздники Святой Церкви. Перед всеми важными событиями Она и Ее муж исповедовались и причащались… В то же время я должен добавить, что Она вела себя без всякого фанатизма и с величайшей умеренностью».

Для нас, православных христиан, особенно ценны эти правдивые свидетельства человека, много лет знавшего царскую семью, причисленную ныне к лику святых.

Такова необычная судьба Чарльза Сиднея Гиббса, много сделавшего для распространения Православия в Англии и для прославления семьи Российского императора Николая II.